Имя молодого писателя Николая Васильевича Гоголя стало широко известным в 1831 — 1832 гг., после выхода в свет двух частей его книги «Вечера на хуторе близ Диканьки». Восемь повестей, из которых состояли обе части, представляли собой совершенно новое явление в русской литературе. Со страниц этих повестей повеяло дыханием подлинной народной жизни. Все эти произведения основаны на украинском Народном творчестве, народных поверьях, сказках, песнях, а также личных воспоминаниях Гоголя об Украине. Мрачное настроение в них перемежается с добродушным юмором и безудержным весельем, а реальная жизнь — с фантастическим вымыслом.
Еще большее признание принесла Гоголю вышедшая несколько лет спустя его новая книга — «Миргород», в которой очень ярко проявились новые черты замечательного таланта писателя. В изображении тихой и спокойной жизни старосветских помещиков, наполненной трогательными заботами друг о друге и мелкими хозяйственными хлопотами, жизни пустой и бессодержательной, впервые смех Гоголя зазвучал затаенной скорбью. Еще грустнее был гоголевский смех в «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». Печальным аккордом звучат последние слова этой повести: «Скучно на этом свете, господа!»
Важное место в творчестве Гоголя занимает его цикл Петербургских повестей, в которых остро и ярко раскрываются противоречия современной писателю жизни. Особое значение имела повесть «Шинель» — гуманный протест против социальной несправедливости, в защиту «маленького человека».
«Смех — великое дело, — писал Гоголь, — он не отнимает ни жизни, ни имения, но перед ним виновный — как связанный заяц».
В комедии «Ревизор» власти губернского города принимают проходимца за важную персону, приехавшую проверять их работу. Чиновники дают ему взятки и радуются тому, что обманули ревизора. Но вот все они стоят в знаменитой немой сцене в финале комедии, оглушенные и потрясенные случившимся. И каждый из них в отдельности, и все они вместе предстают перед зрителем как пойманная на месте преступления шайка воров и казнокрадов, над которой великий писатель учинил публичную казнь смехом.
После премьеры «Ревизора» в Александрийском театре в Петербурге на Гоголя обрушились обвинения в том, что он выдумал в своей комедии небывальщину, оклеветал честное русское чиновничество, государственную власть. Ему угрожали Сибирью и кандалами.
Известный актер И. И. Лавров рассказывает в воспоминаниях характерный эпизод из истории театральной провинции 40-х гг. прошлого века.
Дело происходило в Ростове на представлении «Ревизора». Театр был набит до отказа. Спектакль почтил своим присутствием местный городничий. Уже при первых сценах ростовского городничего начало коробить. Едва кончился первый акт, как он взбежал на сцену и начал ругаться и кричать: как-де осмелились актеры стать соучастниками такого публичного пасквиля на начальство?!
Разбушевавшемуся градоправителю попытались было внушить, что, мол, пьеса написана известным писателем Гоголем и что ее представляют в столицах. Но он не унимался. Уязвленный градоначальник, по словам Лаврова, подал на актеров жалобу.
Еще большую силу обобщения сатира Гоголя приобрела в поэме «Мертвые души». Хищник-приобретатель Чичиков, помещики Манилов и Собакевич, Ноздрев и Плюшкин, чиновники губернского города — все они страшны своей человеческой пошлостью. «Можно было с ума сойти, — писал Герцен, — при виде этого зверинца из дворян и чиновников, которые слоняются в глубочайшем мраке, покупают и продают «мертвые души» крестьян».
Под «мертвыми душами» разумелось в поэме нечто гораздо большее, чем то, что составляло предмет купли-продажи у Чичикова и помещиков. Само уже заглавие поэмы таило страшное для всего крепостнического строя обобщение и носило в себе, по выражению Герцена, «что-то, наводящее ужас».
Это заглавие недаром привело в трепет московскую цензуру, не отважившуюся разрешить публикацию этой книги. Петербургская цензура, правда, оказалась более податливой, но и она согласие на издание «Мертвых душ» обусловила рядом требований. Одно из них состояло в том, чтобы изменить заглавие книги на «Похождения Чичикова, или Мертвые души». Подобное название, по мысли цензуры, должно было придать похождениям Чичикова безвредный авантюрно-приключенческий характер и притупить сатирическое жало гоголевского смеха. Но это не могло никого обмануть.
Ненавистному царству Маниловых и Собакевичей Гоголь противопоставлял свою любовь к России, веру в русского человека и восхищение им. «Русь! Русь! — писал он, — вижу тебя из моего чудного, прекрасного далека тебя вижу: бедно, разбросанно и неприютно в тебе… Но какая же непостижимая, тайная сила влечет к тебе?..» С необычайным патриотическим воодушевлением говорит он о безбрежных просторах России, о ее чарующей! природе, о ее песнях, о «живом, бойком уме» русского человека, о «замашистом» и метком русском слове.
Не найдя положительных образов в современной ему действительности, Гоголь нашел их в истории героической борьбы украинского народа за национальную независимость. В повести «Тарас Бульба» перед читателем проходят герои Запорожской Сечи — люди богатырского склада, преданные идеям вольности, проникнутые любовью к русской земле и ненавистью к ее врагам.
«Тарас Бульба» — свидетельство поразительного многообразия гоголевского гения. Ни один писатель мира не совмещал в своем творчестве столь разнохарактерные художественные краски в изображении сатирических и героических образов, как это мы видим в «Ревизоре» и «Тарасе Бульбе».
Историческая заслуга Гоголя, по определению Белинского, состояла в том, что он «первый взглянул смело и прямо на русскую действительность». Своеобразие его сатиры, в отличие от сатиры XVIII в., определялось тем, что она была направлена против «общего порядка вещей», а не отдельных личностей, дурных исполнителей закона.
Чернышевский однажды сказал, что, если слово писателя одушевлено идеей правды, стремлением к благотворному действию на умственную жизнь общества, это слово заключает в себе семена жизни, и оно никогда не будет мертво. Именно таким было художественное слово Гоголя.
Гоголь прожил недолгую, трудную жизнь. Он хорошо видел беды и несчастья своего народа и пытливо вглядывался в его будущее. Он был убежден, что Россия «в дороге». С неотразимой мощью этот мотив всепобеждающего движения вперед выражен в первом томе «Мертвых душ»: «Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо все, что ни есть на земле, и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства».
Гоголь хотел видеть русский народ свободным и счастливым, верил в великое будущее своей родины. И эта вера служила главным источником его творческого вдохновения.
Но мировоззрение Гоголя было сложным и противоречивым. Свойственная писателю, по
словам Чернышевского, «теснота горизонта» мешала ему верно уяснить многие стороны современной жизни и сделать из них правильные выводы.
Напряженно размышляя о путях-дорогах своей страны, Гоголь порой допускал ошибки. Б последние годы жизни он выпустил реакционную книгу «Выбранные места из переписки с друзьями», подвергнутую Белинским острой и справедливой критике. В духе этой книги Гоголь пытался писать второй том «Мертвых душ», но за десять дней до смерти бросил в печь рукопись. Случайно уцелело лишь несколько черновых глав. Судя по ним, лучшие страницы второго тома все же были созвучны первому.
Эти печальные обстоятельства последних лет жизни писателя нисколько не колеблют значения совершенного им художественного подвига. Незадолго до смерти Гоголь писал: «Знаю, что мое имя после меня будет счастливее меня». И он оказался провидцем.
Похороны Гоголя вылились в волнующую манифестацию всенародной любви к великому писателю. Вся передовая Россия в глубокой печали склонила головы над прахом гениального сатирика.
Традиции Гоголя дали хорошие всходы в творчестве последующих поколений русских писателей.
Гоголь страстно обличал отрицательные стороны современной ему действительности. Но, показывая «видный миру смех и незримые, неведомые ему слезы», он в своих произведениях горячо звал людей к лучшей жизни, пробуждал в русском человеке чувство благородной гордости за свою родину.
Гончаров однажды сказал о Глебе Успенском: «Гоголь оставил ему в наследство несколько десятин своего великолепного имения— свой юмор…» Немало «десятин» гоголевского смеха унаследовали Щедрин и Чехов, Горький и Шолохов.
Сатирическая школа Гоголя до сих пор остается школой мастерства, мимо которой не может пройти ни один современный писатель. Смех Гоголя и сегодня не утратил своего обаяния и своей боевой силы. Он продолжает служить источником эстетической радости и вместе с тем замечательным оружием борьбы против всяческой ржавчины в сознании людей, против всего гнилого и отжившего, всего того, что мешает нашему народу в его неудержимом движении к коммунизму.
Комментариев нет:
Отправить комментарий