В начале 1769 г. под негласным руководством императрицы Екатерины II и с ее участием стал выходить первый в России еженедельный сатирический журнал «Всякая всячина». Предпринимая издание «Всякой всячины», Екатерина хотела ослабить критическое отношение к ее управлению страной, все нараставшее в различных кругах русского общества. Журнал императрицы должен был вместе с тем продемонстрировать, что и как можно критиковать. Дозволенной областью сатиры объявлялось не обличение общественных непорядков и злоупотреблений и тех, кто в этом виновен, а лишь легкое и добродушное осмеяние «общечеловеческих» слабостей, являющихся якобы неизбежным уделом человеческой природы. Писать именно в таком духе призывались и будущие издатели других журналов. Действительно, вслед за «Всякой всячиной» появилось большое количество ежемесячных, еженедельных и даже ежедневных сатирических листков под весьма разнообразными и пестрыми названиями: «И то и се», «Ни то ни се», «Адская почта» и т. д.
Однако расчеты императрицы не оправдались. Пушкин точно и метко сформулировал это: «Словесность отказалась за нею следовать, точно так же, как народ!» Очень скоро журнал Екатерины натолкнулся на неожиданное и резкое сопротивление со стороны «словесности». В особенно смелую борьбу с ним вступил другой также еженедельный журнал — «Трутень», который начал вскоре издавать виднейший деятель русской литературы и общественности XVIII в. Николай Иванович Новиков (1744— 1818). «Трутень», наиболее значительные критические выступления которого принадлежали перу самого Новикова, стал подлинно боевым органом яркой и передовой социально-общественной сатиры своего времени.
Беглый сатирический огонь «Трутень» открыл не по пороку «вообще», а по отрицательным и безобразным явлениям русской самодержавно-крепостнической действительности. В центре внимания журнала находился вопрос об отношениях между дворянами-помещиками и крепостными крестьянами. Эпиграф «Они работают, а вы их труд ядите» раскрывал истинный смысл названия журнала и красноречиво указывал, что главной мишенью его сатиры является помещик-крепостник.
На страницах журнала на суд и осмеяние читателю была выведена целая галерея «больших бояр», «титлоносных людей», наделенных выразительными, говорящими сами за себя именами: «Недоум», «Безрассуд», «Худосмысл», «Змеян», «Злорад», «Забылчесть» и т. п. Все эти господчики, гордящиеся своим древним происхождением — «пятисотлетней породой» — и заслугами предков, презирают просвещение, личное достоинство и в особенности своих крепостных крестьян. Таков, например, «его превосходительство» господин Недоум, которого начинает «трясти лихорадка, если кто перед ним упоминает о крестьянах или мещанах… Он желает, чтобы на всем земном шаре не было других тварей, кроме благородных, и чтоб простой народ совсем был истреблен, о чем неоднократно подавал он проекты». В «Рецепте для г. Безрассуда» «Трутень», останавливаясь на отношении «благородного» помещика к своим крепостным, которые, по его мнению, «не суть человеки, а крестьяне», обращается к нему со следующими энергическими словами: «Безрассудный… разве не знаешь ты, что между твоими рабами и человеками больше сходства, нежели между тобою и человеком?»
Против дворян, защищавших крепостнические отношения и утверждавших, что помещик является любящим «отцом» своих крестьян, была направлена опубликованная в журнале сатирическая «переписка» помещика со своими крепостными. В нее был включен бесподобный по своей жизненности и вместе с тем по заложенной в него автором глубокой иронии бесхитростный рассказ старосты о взыскании им по распоряжению барина штрафа с некоего горемычного «Антошки»: «С Антошки за то, что он тебя в челобитной назвал отцом, а не господином, взято пять рублей. И он на сходке высечен. Он сказал: «Яде это сказал с глупости», и напередки он тебя, государя, отцом называть не будет».
«Всякой всячине», которую Новиков пренебрежительно именовал «Всяким вздором», «Трутень» противопоставил свое понимание сатиры. Словами Правдулюбова журнал подчеркивал, что необходимо изобличать пороки, бороться с ними, а не прикрывать их кафтаном мнимого «человеколюбия». Это было настолько ясно и убедительно, что вступать в спор Екатерина не решилась. В то же время взбешенная все возраставшей популярностью «Трутня», на сторону которого стал ряд других журналов, она прибегла к прямым угрозам. Маска журналиста спала с нее. Императрица заговорила языком, «самовластию свойственным»: «На ругательства, напечатанные в «Трутне», мы ответствовать не хотим, уничтожая оные». И Екатерина начала приводить свою угрозу в исполнение. Статьи, изобличающие пороки, не пропускались цензурой; порой выход журнала надолго приостанавливался, а через некоторое время он вынужден был и вовсе прекратить свое существование.
Но Новиков не сдавался. В 1772 г. он начал издавать новый сатирический журнал, в котором с еще большей энергией напал на помещиков-крепостников. Именно в «Живописце» были напечатаны два произведения, которые принадлежат к наиболее блестящим образцам журнальной сатиры XVIII в.: «Отрывок путешествия в***» и «Письма к Фалалею».
В «Отрывке» дается исключительное по яркости и силе описание «обиталища плача» — некоей «деревни Разореной», находящейся во власти «жестокосердого тирана» помещика. Особенно тягостное впечатление производят необыкновенно живо нарисованные путешественником образы голодных и смертельно запуганных зверем-помещиком крестьянских детишек. «Отрывок» — самое резкое и негодующее изображение в нашей литературе крепостного рабства вплоть до появления в конце века радищевского «Путешествия из Петербурга в Москву».
В «Письмах к Фалалею» с такой же жизненной убедительностью даны резко сатирически окрашенные типичные образы самих владельцев «крепостных душ». К сыну, уехавшему служить в Петербург, пишут из своего поместья отец, мать и дядя. Отеческие наставления, жалобы на новые «иноземные» порядки перемежаются в них с зарисовками дикого быта грубых, невежественных и бесчеловечных крепостников. Отец Фалалея, Трифон Панкратьевич, отставленный «от дел за взятки», жалуется на то, что «с мужиков ты хоть кожу сдери, так не много прибыли». Хоть он и «не плошает» — заставляет крестьян на себя работать пять дней в неделю, нещадно сечет их, — «а все прибыли нет; год от году все больше мужики нищают…» Под стать ему и супруга, Акулина Сидоровна. «То-то, проказница, — нежно замечает о ней Трифон Панкратьевич, — я за то ее и люблю, что уж коли примется сечь, так отделает, перемен двенадцать подадут» (т. е. перемен двенадцать розог). И занемогла-то она смертельно от очередной расправы с крестьянами. В таком же духе воспитывался ими и «Фалалеюшка», который еще в детстве сек дворовых и забавлялся тем, что вешал собак, которые плохо гоняли зайцев. «Письма к Фалалею» Новикова как бы непосредственно подводят нас к комедии Фонвизина «Недоросль». Для того чтобы иметь возможность продолжать издание «Живописца», Новикову приходилось прибегать к весьма хитрой тактике. В журнале систематически появлялись официальные похвалы Екатерине в прозе и стихах, но и это не спасло его. С «Живописцем» повторилось то же самое, что произошло с «Трутнем».
В 1774 г. Новиков принимается за издание последнего своего сатирического журнала — «Кошелек». В нем он уже не пытается касаться наиболее жгучих и опасных тем — обличать крепостников и тем более затрагивать Екатерину.
Одним из зол того времени было неумеренное преклонение дворянства, особенно столичного, перед всем иностранным и пренебрежение к своему, отечественному. С «французоманией» русских дворянских сынков, непомерно увлекавшихся парижскими модами и обычаями, настойчиво боролись почти все прогрессивные писатели-сатирики XVIII в. начиная с Кантемира. Беспощадно высмеивал их в своих сатирических журналах и Новиков. Так, в «Трутне» было опубликовано следующее остросатирическое петербургское «известие»: «Молодого российского поросенка, который ездил по чужим землям для просвещения своего разума и который, объездив их с пользою, возвратился уже совершенною свиньею, желающие смотреть могут его видеть безденежно по многим улицам сего города». Именно этой теме и был почти полностью посвящен «Кошелек». Но и она оказалась опасной, поскольку затрагивала раболепствующие перед всем французским высшие круги дворянского общества. Екатерина, которая начала издавать первый сатирический журнал, вызвала к жизни такие силы, справиться с которыми только литературным путем было невозможно. Поэтому она решила вовсе уничтожить сатирическую журналистику. Только через двадцать лет будущий великий баснописец И. А. Крылов в своих сатирических журналах «Почта духов» и «Зритель» смог, тоже лишь на весьма короткое время, возобновить дух и приемы новиковской сатиры.
Судьба самого Новикова сложилась глубоко трагически. После того как его литературная работа писателя-сатирика и издателя сатирических журналов была насильственно прервана, он развил энергичнейшую просветительскую деятельность. Организатор на общественных началах крупнейшего книгоиздательского дела — «Типографической компании», Новиков не только первым создал нашу книжную торговлю, но и первым, по свидетельству современников, приохотил гораздо более широкие, чем раньше, круги русских людей к чтению. Это навлекло на него еще большие подозрения Екатерины II. Год за годом Новикова допрашивали, обыскивали, ограничивали его издательскую деятельность. В 1792 г. он был арестован и без предания суду, личным распоряжением императрицы, приговорен к пятнадцати годам заключения в одной из самых страшных царских тюрем — Шлиссельбургской крепости. Его книгоиздательские и книготорговые предприятия были разгромлены, большое число выпущенных им книг и изданий сожжено. Через четыре года, при Павле I, Новикова освободили. Вышел он из крепости разоренным материально и совершенно разбитым физически. Но жизнь Новикова была прожита не напрасно: в историю русской культуры, русского просвещения этот человек большого сердца и чуткой совести, неутомимый и бескорыстный труженик, благородный патриот вписал обширную и важную главу.
Комментариев нет:
Отправить комментарий